К.: Сколько цыган погибло во время войны?
Д.: Точной цифры привести не могу. Но вот лишь отдельные факты: свою "просветительскую" в кавычках деятельность Гитлер начал с того, что из 500 тысяч цыган, "недочеловеков" по терминологии Геббельса, которые проживали на территории самой Германии, он уничтожил 450 тысяч. Практически все цыгане, оказавшиеся на землях, где хозяйничали фашисты - и в Европе, и на советской земле, - погибли - расстреляны, сожжены ими в печах концлагерей, умерли от голода и болезней.
К.: Где-то я встретил запоминавшееся мне образное высказывание: русская и сопредельная с нею украинская культура своею восточнославянской душою платят цыганской стихии влюбленностью. И это не только в пеоне, что, надеюсь, хорошо известно во всем мире. Здесь и творчество таких гигантов России, как - в литературе - Пушкин, Гоголь, Толстой и другие, в музыке - таких композиторов, как Чайковский, Глинка, Алябьев, Гурилев1;"- и это только в XIX веке! Но вот ведь и еще один, быть может, самый "доказательный" пример - народный фольклор. В огромной России, создавшей за века великую сокровищницу духовных, культурных ценностей, одним из самых распространенных в народе, подчеркну - на самом бытовом уровне. -танцев издавна является "цыганочка" - как абсолютное приятие, поглощение русской культурой "дара" иного народа. Примечательно, что этот танец не существует в цыганской среде: его "создали" сами русские, как восприятие музыкальной души иного народа. С этим в чем-то может сравниться, думаю, только испанское фламенко, также выросшее из цыганского фольклора.
http://www.a-pesni.golosa.info/zona/tot ... cygane.htm
Прежде всего, эти цыгане были оседлыми, но разные люди отзывались о них как о кочевниках и дикарях. А между тем, "дикари" свободно говорили на трех (!) языках: латышском, русском и цыганском. На мои недоуменные вопросы кто-то из старших ответил, что этим жалкие люди живут в окружении русских и латышей, а потому с детства естественным образом" выучивают два чужих языка, наряду со своим собственным. К сожалению, мне не пришло в голову спросить тогда, в чем же состоит "естественный образ жизни" как таковой, и почему ни я и никто из окружающих меня людей не владеет тремя языками, или хотя бы двумя; почему наряду с русским никто не говорит на еврейском?
Страх, брезгливое отвращение и в то же время любопытство, даже влечение к тем, кто живет "естественной", "дикой" или полудикой" жизнью, не скованной дисциплиной - вот, пожалуй, те ощущения, которые долгое время связывались в моем сознании с цыганами. С беспощадной точностью радикальные европейские философы описывают этот комплекс - типичный набор расистских мифов. Вытесненная ненависть к самому себе, к принудительной авторитарной дисциплине, сковывающей поведение цивилизованного" человека, неизбежно проецируется на других", кем бы они не были - цыганами, евреями, арабами или индусами. В других ты ищешь и находишь запретную часть своего изуродованного Я.
http://www.national-geographic.ru/ngm/2 ... ticle_107/
«Пришли другие времена, — говорит Пепе ле Флер. — Мы вот не ходили в школу. Мы постоянно переезжали, нас гнали из одного городка в другой, часто приходилось прятаться в лесу. Сейчас полегче, потому что в каждом городе Франции с населением больше пяти тысяч человек по закону должно быть поле, закрепленное за цыганами. Но пройдет время, и здесь не останется цыган. Они покупают дома, оседают, женятся на ком попало. Раньше выйти замуж за не цыгана было делом неслыханным, а сейчас моя дочь замужем за французом».
Жизнь цыган во Франции, Италии и других странах Западной Европы разительно отличается от жизни их собратьев в Восточной Европе, где сосредоточена большая часть цыган. Те пережили полвека коммунистического режима, когда их заставляли переходить на оседлый образ жизни, расселяя по крохотным квартирам в спальных районах. Лишь немногие из них кочуют и сегодня.
Я не знаю, откуда пришли мои предки. Мы слышали, что происходим из Индии. По крайней мере, так говорят белые. Они нам кричат: „Убирайтесь в свою Индию!“»...
«Последний раз я работал примерно в… — Мики чешет голову, — в 1989 году. Кажется. Я копал рвы. Никто нас не хочет нанимать. Мы ходим на биржу труда в город, ищем работу. Но когда видят, что ты цыган, тебя отправляют восвояси. Я мечтал быть официантом в баре, подавать еду и выпивку. Пытался поступить в школу официантов, но нечем было платить за обучение».
В маленькой трансильванской деревне Деалу-Фрумос мне довелось столкнуться с той стороной цыганской природы, о которой меня неоднократно предупреждали, но которой до сих пор мне удавалось избегать. Молодой человек с друзьями рассказывают мне о tsigani de casatsi — «домашних цыганах»: «Они плохие, они не работают на земле, как мы, а живут только воровством». Внезапно он выхватывает у меня из рук ноутбук и толкает меня к машине. Меня бьют по почкам и выкручивают руки за спиной. К шее приставляют лезвие, и внезапно мы оказываемся окружены орущими цыганами, а из домов выбегают все новые. Моего переводчика Михая бьют по голове. «Деньги! Деньги! Деньги!» — вопят его мучители. Мне разрешают залезть в машину за сумкой, но Михая держат снаружи как заложника. Я достаю из кошелька все деньги, Михай вырывается на свободу и бросается на заднее сидение. На обратном пути мы подсчитываем убытки. Помимо синяков и шока главным потрясением для меня стала утрата милого образа цыган как оболганного и непонятого народа.
Я вспоминаю слова Николая Пауна, цыганского политика, с которым я познакомился в Бухаресте: «Если цыган совершает преступление, — говорит он, — к нему не относятся как к индивидууму: за это расплачивается вся община, страдает честь всех цыган». И все же я стараюсь, как могу, винить в случившемся только участников.